|
И Макиэн, вслед за ним, вырвал из земли свою шпагу.
– Я просто обязан предотвратить это преступление! – крикнул, багровея, человек с блестящими глазами,– Оно противно самой любви. Как же это вы, христианин…
Бледный Макиэн прямо посмотрел на него.
– Сэр, вы говорите о любви, – сказал он,– хотя вы холоднее камня. Предположим, однако, что вы когда-нибудь любили кошку, собаку или ребенка. Когда вы сами были ребенком, вы любили свою мать. Что ж, вы можете говорить о любви. Но прошу вас, не говорите о христианстве! Оно для вас – непостижимая тайна. Люди умирали за него, люди из-за него убивали. Люди творили зло ради него – но вам не понять даже их зла. Вас бы затошнило, если бы вы хоть раз о нем подумали. Я не стану вам его объяснять. Возненавидьте его, ради Бога, как ненавидит Тернбулл! Христианство – чудище и, повторяю, люди за него умирали. Если вы простоите тут еще минут десять, вы сможете это увидеть.
Но увидеть это было трудно, ибо Тернбулл что-то поправлял в своей рукояти, пока незнакомец не произнес:
– А что, если я позвоню в полицию?
– Вы отвергнете свою священную догму,– ответил Макиэн.
– Догму! – воскликнул незнакомец.– Мы – не догматики.
Затягивая что-то, Тернбулл крикнул, налившись краской:
– Да уходите вы, не мешайте!
– Нет,– покачал головой мыслитель.– Я должен все это обдумать. Мне кажется, в столь исключительных случаях…– И он, неожиданно для них, медленно направился к дому.
– Ну,– спросил Макиэн,– верите теперь в молитву? Я молился об ангеле.
– Простите, не понял,– отвечал Тернбулл.
– Час назад,– объяснил Макиэн,– я ощутил, что бес размягчает мое сердце, и попросил Бога, чтобы Он послал мне на помощь ангела. И пожалуйста…
– Я не думал, что они такие противные,– сказал Тернбулл.
– Бесы знают Писание,– отвечал мистик.– Почему бы ангелу не показать нам бездну неправды, когда мы стояли на ее краю? Если бы он не остановил нас, я бы сам мог остановиться.
– Да, я тоже,– сказал Тернбулл.
– Но он пришел,– продолжал Макиэн,– и душа моя сказала: «Не борись – и ты станешь таким. Откажись от ответов и догм – и вот кем ты будешь. Ты решишь, что бить человека нельзя не потому, что это его унижает, а потому, что ему больно. Ты решишь, что нельзя убивать потому, что это грубо, а не потому, что несправедливо». Час тому назад я почти любил вас, оскорбившего Божью Матерь. Но теперь бойтесь меня. Я слышал, как он говорил «любовь», и понял, что он имеет в виду. Защищайтесь!
Шпаги скрестились и почти сразу застыли в воздухе.
– Что там такое? – спросил Макиэн.
– Он обдумал все это,– отвечал Тернбулл.– Полиция уже близко. |
