Патрик Дэлрой облегчил душу, взревев напоследок, выпил стакан моряцкого вина, беспокойно заерзал на локте и поглядел вверх пейзажа, туда, где лежал Лондон.
Дориан Уимпол пил золотой ром, и звездный свет, и запах лесов. Хотя стихи у него тоже были веселые, он прочитал их серьезнее, чем думал:
Когда еще латинский меч наш край не покорил,
Дорогу первую в стране пьянчуга проторил:
Вовсю кружил он и петлял, разгорячен пирушкой,
А вслед помещик поспешал и пастор с верным служкой…
Таким блажным, кружным путем и мы, не помню с кем,
Вдоль побережья наобум шагали в Бирмингем.
Мне Бонапарт не делал зла; помещик – тот был зол!
И все-таки с французом сражаться я пошел,
Чтоб не посмел никто спрямить – на севере ль, на юге –
Дорогу нашу, славный путь английского пьянчуги.
Тот вольный путь, окольный путь, которым – вот так вид! –
Мы шли под мухой в Ливерпуль по мосту через Твид.
Да, пьянство – грех, но был прощен тот первый сумасброд,
Недаром по его следам боярышник цветет.
Он песни дикие орал, он ночь проспал в кювете,
Но роза дикая над ним склонилась на рассвете…
Да будет Бог и к нам не строг, хоть шаг наш был нетверд,
Когда из Дувра через Гулль брели мы в Девонпорт.
Прогулки эти нам, друзья, уж больше не к лицу:
Негоже старцу повторять, что с рук сошло юнцу.
Но ясен взгляд, и на закат еще ведет дорога,
В тот кабачок, где тетка Смерть кивает нам с порога;
И есть о чем потолковать, и есть на что взглянуть –
Покуда приведет нас в рай окольный этот путь.
<**>– А ты уже кончил, Хэмп? – спросил Дэлрой кабатчика, который старательно писал при свете фонаря.
