Гилберт Кит Честертон
 VelChel.ru 
Биография
Хронология
Галерея
Вернисаж
Афоризмы Честертона
Эссе
Стихотворения
Автобиография
  I. По слухам
  II. Человек с золотым ключом
  III. Как быть болваном
  IV. Как быть безумцем
  V. Национализм и Ноттинг-Хилл
  VI. Причудливое предместье
  VII. Повинный в правоверии
  VIII. Фигуры на Флит-стрит
IX. Дело против коррупции
  X. Друзья и дурачества
  XI. Тень меча
  XII. Политические знаменитости
  XIII. Литературные знаменитости
  XIV. Портрет друга
  XV. Несовершенный путешественник
  XVI. Бог с золотым ключом
  Примечания
Отец Браун
Еретики
Ортодоксия
Повести и рассказы
Пьесы
Философия
Публицистика
Ссылки
 
Гилберт Кит Честертон

Автобиография » IX. Дело против коррупции

Позже пытались оправдать все эти несоответствия и противоречия, объясняя, что акции были куплены в американском отделении, а в парламенте речь шла только «об этой компании». Признаюсь, я больше сочувствовал бы выдумке, если бы не объяснения. Нетрудно понять и простить, особенно — когда прошли годы, признание, что ты врал, как школьник, из верности классу или клубу; я даже мог бы подумать, что эта условная верность — не бесчестье, а искаженная честь. Но когда политики говорят, что не врали, поскольку никто не сказал «вся компания», я, как ни прискорбно, заподозрю, что они ничего не знают о правде. Проверить это легко. Если бы они прямо сказали: «У министров есть только американские акции», все были бы потрясены, а этого они избегали и избежали. Иначе говоря, они хотели обмануть — и обманули. То, что воспользовались неясностью слов «эта компания», — не лучше, а хуже. Как бы то ни было, их мысли о нравственности настолько сбивчивы, что нам и не нужно верить в то, как объясняются они и оправдываются. Может быть, истинная причина лучше фальшивых оправданий, и ложь их пристойнее, чем они решились признать.

Другая легенда, скрывающая суть, словно туча, гласит, что моего брата оштрафовали на сто фунтов за то, что он влез в дело Маркони. Судья Филлимор, исключительно строгий к нам, был тем не менее очень честным и хорошим юристом. Вынося приговор, он подчеркнул, что речь идет не о связях министров с компанией и вообще не о политике, а только о том, что частное лицо по имени Сесил Честертон неверно осветило прежнюю деятельность другого частного лица по имени Годфри Айзекс. Присяжным строго предписали найти ошибки, и они их нашли; но не нашли и не думали искать, да и не смогли бы, никаких оправданий министрам.

Каким бы ни был Годфри Айзекс, теперь он уже умер, и я не стану разгребать его прошлое. Однако прибавлю два, на мой взгляд — необходимых, сведения. Мой брат обличал своих противников со всей яростью Коббета, но не питал к ним ни злости, ни ненависти. В частных беседах он говорил об Айзексах с юмором и сочувствием, относя многое за счет еврейских добродетелей, прежде всего — самоуверенности. Находил он оправдания и другим, хотя, обвиняемый, как вся наша группа, в отъявленном антисемитизме, прощал иудеев легче, чем эллинов. Еще одна легенда гласит, что дело Маркони — просто атака на евреев. Как сказал в суде свидетель Беллок, трудно представить себе человека, менее похожего на еврея, чем Ллойд–Джордж.

К этому ироническому выводу прибавлю серьезный. Через много лет после того, как мой брат получил последнее помазание во французском госпитале, его старый недруг стал членом той же Церкви. Никто не порадовался бы больше брата, так просто, как он, без злорадства. Вот оно, единственное примирение. Requiescat in расе[157].

Может быть, стоит сказать еще об одной легенде, что брат и Беллок разошлись, потому что Беллок свалил все на брата, назвав его в суде ответственным за последние номера газеты. Я участвовал во всем; если предубежден, то в пользу Сесила, и засвидетельствую, что он взялся сам отвечать на любые вопросы. Не знаю, так ли уж это мудро (скорее — нет), но такое решение он принял, посоветовавшись с Беллоком, и по моему совету потом объяснил это в примечании. Результат был прост и поразителен — парламентская комиссия так и не решилась его вызвать. Вообще же к политическому скандалу отнеслись, как к ним всегда относятся: назначили комиссию; она сообщила, что все в порядке; комиссия меньшинства возразила, что в порядке не все; и политическая жизнь (если это жизнь) покатилась дальше. Смешно подумать, что сбитые с толку, честные, гневные тори читали дебаты в «Морнинг Пост», представляя, как рыцари первоцвета[158] атакуют порочных радикалов. Особенно трогали их слова Артура Бальфура[159] о том, что таких, как Ллойд–Джордж (которого они знали и любили), надо судить мягче, чем посторонних. Должно быть, бедные консерваторы были озадачены кротостью передних скамей. Разгадку они нашли бы в «Партийной системе».

Когда дело закончилось, как заканчиваются такие дела в современной Англии, то есть формальным приговором и умиротворительным комитетом, вся наша политическая и практическая жизнь перевернулась. Связь тут есть, ибо Пруссию отчасти побудило к нападению то, как преувеличивали значение наших оранжистов[160]. Угрозу раздоров в Северной Ирландии подчеркивали, чтобы доказать, что партии в конце концов есть. Ведь очень долго только ирландский вопрос и оставался живым в парламенте. Живым он оставался потому, что связан с религией или с двумя религиями, а когда его не стало, парламентская система развалилась на куски. Но коррупция не только в этом влияла на страну в последние годы; припомним скандал, связанный с секретными сведениями, или то, что некоторые фирмы нагло продолжали торговать с противником. Однако связь еще глубже.

И все это породила партийная система или, точней, ее отсутствие. Когда общеизвестная теория отличается от действительности, возникает умолчание, которое нарушить нельзя. Какие–то вещи не говорят на людях. В данном случае умалчивали именно то, что описано в книге Беллока и брата; то, что никаких партий нет, есть только «передние скамьи», которые и правят все время. Иностранная политика Асквита и Грея не так уж отличалась от той, какую предложил бы Бальфур. Все тогда были патриоты; все, на мой взгляд, правы; все думали, что Англия вступится, если Германия будет угрожать Франции. Думали, и если бы сказали пораньше, Германия не замахнулась бы на такой союз. Мой брат и миллионы других были бы живы.

Лидеры либералов сказать это не могли не из страха перед партией, тем более — перед народом, а из страха перед особыми и могущественными силами, которые поддерживали ее, тем самым — партийную систему. При такой политике партию поддерживают не борьба, не дискуссия, а деньги. Дает их торговля титулами и другие нечестные методы, но сейчас я говорю не об этом. Многие их помощники, и уж точно Кэдбери, верили, что способствуют миру. Кое–кто из них был квакером просто потому, что несколько квакеров — миллионеры; группа эта намного меньше и намного богаче либеральной партии. А политика современных партий такова, что правительству приходится умасливать этих помощников и поддерживать их идеалы, или предрассудки, или что там еще. Словом, это просто плутократия.

Интеллектуалы все чаще рады сказать, что демократия провалилась, не замечая при этом гораздо худшую беду, — плутократия преуспела. Успех у нее один, ведь она не знает ни философии, ни морали и может преуспеть лишь материально, то есть подло. Плутократам удается быть плутократами. Этим они и наслаждались, пока суд экономики не ударил по ним, словно землетрясение. С демократией все наоборот. Можно сказать, не слишком ошибаясь, что демократия не преуспела, но это значит только, что ее и не было. Смешно считать, что сложные, хотя и централизованные капиталистические государства последних ста лет страдали особым равенством или простотой. В лучшем случае признаем, что наука породила некую фикцию, в рамках которой богач мог править цивилизацией, как правил когда–то городом, и ростовщик набрасывал сеть на шесть народов.

Так кончилась последняя значительная попытка очистить парламент, древнейшую институцию Европы. Незадолго до того такую же попытку во Франции сделало рыцарство Деруледа[161], который действовал в том же воинственном и христианском духе, как Беллок и мой брат. Не вышло тоже ничего, парламенты по–прежнему процветали, то есть по–прежнему разлагались. Мы дошли до последней фазы, когда протест против порчи представительных институций прервался на юге, у самых ворот Рима[162], и поражения не потерпел. Однако он принес изменения, не слишком приятные для тех, кто любит свободу. Я горжусь, что был среди тех, кто пытался ее спасти, даже если было уже поздно.

Страница :    << 1 2 [3] > >
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ч   Ш   Э   

 
 
     © Copyright © 2024 Великие Люди  -  Гилберт Кит Честертон