- Что это значит? - недоуменно спросил молодой человек.
- Не обращайте внимания, - сказал Браун. - В девяти случаях из десяти человек, меняющий фамилию, - прохвост. Но в данном случае он порядочен до фанатизма. Что касается его разговора с мисс Дрюс об убийстве, то тут, я думаю, мы опять-таки встречаемся с проявлением французского духа. Доктор говорил о том, что он вызовет Флойда на дуэль, а Джэнет пыталась отговорить его.
- Понимаю! - воскликнул Фьепн. - Теперь мне ясно все, что она говорила!
- А что именно она говорила? - улыбаясь, спросил священник.
- Понимаете, - сказал Фьенн, - это случилось еще до того, как я нашел труп Гарри Дрюса. Но потом, когда я обнаружил катастрофу, это вылетело у меня из головы. Трудно, знаете ли, удержать в памяти романтическую идиллию, когда трагедия достигла кульминационной точки. Дело были так: идя по аллее, ведущей к беседке, я встретил дочь полковника и доктора Валантена. Она, разумеется, была в трауре; он тоже был в черном костюме, точно он шел на похороны. Но лица у них были отнюдь не похоронные. Я никогда в жизни не видал более счастливой парочки. Они остановились и приветствовали меня, а затеи она сообщила мне, что они поженились м живут в маленьком домике на окраине города, где у доктора есть практика. Все это меня изрядно удивило, так как я знал, что отец завещал ей все свое состояние; я деликатно намекнул ей на это, сказав, что приехал в поместье ее покойного отца, надеясь встретить ее там в качестве хозяйки. Но она только рассмеялась и сказала: «Мы от всего отказались. Мой муж не любит богатых наследниц». И я, к немалому моему удивлению, узнал, что они действительно уступили все наследство бедняге Дональду. Я надеюсь, что после такого урока он будет вести себя благоразумней. В сущности он всегда был неплохим парнем, он просто был еще очень молод, а отец его не отличался большим умом. И именно в связи этим она сказала несколько фраз - я тогда не совсем понял их, но теперь они для меня ясны. Она вдруг заявила: «Я полагаю, что теперь этот рыжий безумец перестанет бунтовать по поводу завещания. Неужели он думает, что человек, отказавшийся из принципа от древнего титула, способен убить старика ради наследства?» Она опять рассмеялась и добавила: «Если мой муж и убьет кого-нибудь, то только на операции. Ему даже в голову не придет посылать к Флойду своих секундантов». Теперь я понимаю, что она хотела этим сказать.
- А я понимаю только часть, - вставил патер Браун. - Что она имела в виду, говоря, что секретарь бунтует по поводу завещания?
Фьенн усмехнулся.
- Жалко, что вы незнакомы с секретарем, патер Браун. Вам доставило бы удовольствие понаблюдать за ним. Он распоряжался на похоронах с шумом и треском, точно на спортивном празднике. Когда стряслось несчастье, ему положительно удержу не было. Я вам уже рассказывал, как он раньше перебивал работу у садовника и поучал стряпчего по части законоведения. Точно так же он учил хирурга хирургии. А так как этим хирургом был доктор Валантен, то дело кончилось плохо: он обвинил того в преступлении более тяжком, чем неумелая хирургическая операция. Секретарь вбил себе в свою рыжую голову, что полковника убил доктор, и, когда явилась полиция, он был прямо-таки великолепен. Он тут же на месте превратился в величайшего из детективов-любителей. Никогда ни один Шерлок Холмс так не подавлял Скотланд-Ярд своим титаническим интеллектуальным превосходством, как личный секретарь полковника Дрюса подавлял полицию, производившую дознание. Я вам говорю, это было сплошное удовольствие смотреть на него! Он бродил взад и вперед, ероша свою рыжую гриву и роняя короткие, нетерпеливые фразы. Именно это поведение так восстановило против него дочь Дрюса. У него, разумеется, была своя теория - знаете, из тех, какие бывают только в книгах. Флойду самому следовало бы быть в Книге. Там он был бы гораздо смешнее и скандалил бы меньше.
- Какая же у него была теория? - спросил Браун.
- О, чрезвычайно остроумная, - мрачно ответил Фьенн. - Он заявил, что полковник был еще жив, когда его нашли в беседке на полу, и что доктор убил его своим хирургическим инструментом, разрезая на нем платье.
- Ага! - сказал Браун. - Полковник, кажется, лежал ничком на полу?
- Доктора спасла быстрая смена событий, - продолжал Фьенн. - Я уверен, что Флойд протолкнул бы свою гениальную теорию в газету и доктора, пожалуй, арестовали бы, если бы все предположения не разлетелись вдребезги благодаря самоубийству Гарри Дрюса. И тут мы опять возвращаемся к началу. Я полагаю, что это самоубийство равносильно признанию. Но подробностей трагедии никто никогда не узнает.
Наступило молчание, а потом Браун очень скромно заметил:
- Мне кажется, что я знаю все подробности.
Фьенн был ошеломлен.
- Но послушайте, - воскликнул он, - каким образом вы можете знать все подробности? Вы все время находились на расстоянии сотни миль от места происшествия. Или вы уже тогда все знали? Если вы действительно дошли до самого конца, то когда же вы начали? Что дало вам первый толчок?
Патер Браун вскочил на ноги, охваченный необычным для него возбуждением.
- Собака! - воскликнул он. - Собака, разумеется! Вся история была бы у вас на ладони, если бы вы как следует подумали о поведении собаки на берету!
Фьенн был окончательно сбит с толку.
- Но ведь вы сами говорили, что все мои домыслы относительно собаки сущий вздор и что собака не имела к делу никакого отношения.
- Собака имела к делу самое прямое отношение, - ответил патер Браун, и вы поняли бы это, если бы относились к собаке просто как к собаке, а не как к всемогущему богу, творящему суд над людьми.
Он на мгновение смущенно замолк, потом заговорил вновь извиняющимся тоном:
- Дело в том, что я ужасно люблю собак. И мне кажется, что люди в своем поклонении собакам, в своем увлечении всевозможными суевериями, связанными с собаками, забывают о бедном псе как о таковом. Начнем с мелочи - с того, как собака Дрюса лаяла на стряпчего и рычала на секретаря. Вы спрашиваете, как я мог все разгадать, находясь на расстоянии сотни миль от места происшествия. По чести, это ваша заслуга, потому что вы блестяще охарактеризовали всех действующих лиц трагедии. Человек такого типа, как Трейл, который постоянно хмурится, неожиданно улыбается, играет пальцами и в особенности часто подносит их к шее, должен быть нервным, легко смущающимся субъектом. Я не удивился бы, если бы расторопный секретарь Флойд также оказался бы нервным человеком. Иначе он не порезал бы себе пальцев и не уронил бы ножниц, услышав вопли Джэнет Дрюс. |
